Слесарь механосборочных работ цеха № 104 Николай Анатольевич Ложкин – среднего роста, в рабочей сине-черной одежде, со штангельрейсмусом в руках. Переходя от одной стороны стола к другой, он кажется мне очень отягощенным мыслями о предмете, лежащем на столе изогнутой полосой, треугольной формы. Это «вкладыш» – деталь, которую в 104 цехе изго­тавливают впервые.  По-видимому, я – единственный человек, интересующийся, для чего изготавливают «вкладыш». Николай Анатольевич пыта­ется разъяснить мне, что деталь, с которой он сейчас работает – для гражданских целей.  – Нужно, чтобы она прилегала к столу во всех точках соприкосновения, – начинает рассказывать мне Николай Анатольевич.  – У вас не во всех точках прилегает, – произношу я очевидное вслух.  – Она не жесткая, после гибки ее пе­рекладывали с места на место, поэтому размеры теряются, – отвечает Николай Анатольевич, продолжающий вымерять высоту и ширину с помощью штангельрейсмуса. – Нужно сохранить размеры, но добиться прилегания к столу.  Вокруг нас трудятся другие слесари участка. Одни поглощены работой: проверкой резьбы, зачисткой заусениц, придания заготовкам круглой формы на вальцовке. Другие проходят мимо нас, с любопытством разглядывая, откуда в цехе обнаружилась я, и о чем Николай Анатольевич со мной разговаривает. Один из рабочих, видимо, особенно говорливый, язвительно-насмешливо заявил в адрес Николая Анатольевича:  – Запереживал, что с тобой разгова­ривают?  И я, и Николай Анатольевич промолчали. Я, потому что пришла в цех с определенной целью, Николай Анатольевич, потому что у него не получался «вкладыш».  В разговоре со мной мастер Дмитрий Николаевич говорил, что у него хорошие слесари, но есть и несдержанные, впрочем, как и в любом коллективе.  Я продолжаю смотреть, как слесарь добивается прилегания, и не выдерживаю того, что «вкладка» упорно не соприкасается со столом в середине и начале.  – И что же делать?  – Сейчас, посмотрим еще.  Николай Анатольевич продолжает проверять «вкладку» то справа, то слева, прижимая к столу, и как только один сгиб за другим каким-то непонятным мне образом сливается со столом, слесарь штангельрейсмусом вымеряет углы снова, а я говорю:  – Ну что, все сходится?  – Да, – с улыбкой отвечает Николай Анатольевич. После выполнения таких же манипуляций с 12-ю «вкладышами» Николай Анатольевич не отступит от общепринятых в цехе порядков и отнесет «вкладыши» на ОТК.  Мерный стук деревянного молотка по алюминиевому кольцу не мог не привлечь мое внимание. Я подошла к сосредоточенному, с фуражкой на голове, Галимзяну Ахуновичу Ямалиеву. Пока я наблюдала за тем, как Галимзян Ахунович подгонял заготовку под нужный диаметр, к рабочему столу подошел фрезеровщик.  – Я знаю его очень давно. А он все стучит и стучит своим молоточком. Когда я отдыхаю, мне интересно стоять рядом с ним.  После этих слов лицо Галимзяна Ахуновича преображается, он пытается скрыть улыбку, но у него не получается, и, счастливая, она медленно проявляется на лице, испещренном мелкими морщинками.  Тут же Галимзян Ахунович, 45 лет работающий слесарем, вспоминает, что, возможно, часть его заготовок уже готова.  – Та-а-к, так-так, там, наверное, уже сварили, пойду- ка посмотрю, – и очень быстро идет в другое помещение мимо станков, людей в сине-черной форме. Я практически бегу рядом с ним вприпрыжку, параллельно успевая разговаривать со слесарем, неизвестно откуда взявшимся рядом с нами.  – В свободное время учусь, – отвечаю на вопрос о том, чем я занимаюсь после ра­боты. Слесарь понуро отходит.  Галимзян Ахунович входит в помещение, прикрыв глаза ладонью, я, видя искры от сварки, войти не решаюсь и жду за дверью.  Через несколько секунд он выбегает с двумя заготовками в форме кольца, завернутыми в сырую тряпку.  – Горя-а-а-чие, – протягивает Галимзян Ахунович.  Рабочие, не спеша, собирались на обед. Это можно было понять по тому, как каждый доставал из своего верстака мыло и направлялся к раковине. Один из слесарей, разговаривающий со мной, заметил, что на прежнем месте работы мыло всегда лежало на раковине.  – Не знаю, почему все носят с собой? – недоумевая, говорит он. – И обед в 10, на другом заводе был в 11. Вы даже не представляете, как хочется есть под вечер. Но не будут же ради меня менять порядки, – смеется он.  – Галимзян Ахунович, все собираются на обед, а как же вы? – спрашиваю я.  Он поднимает взгляд от заготовки, на которой зачищал сварочные швы, и недоуменно отвечает:  – Еще есть время, поработаю, – и продолжает водить напильником по шву детали.  Галимзян Ахунович любит работать руками, и делает это с юношества.  – Я теперь на пенсии, но дома сидеть не хочу. Летом можно на огороде, а зимой – тоска. Он сопровождает эти слова недовольной мимикой.  Из разговора с рабочими я поняла, что работая слесарем механосборочных работ, можно неплохо зарабатывать, если все получается. Трудность заключается в том, что цеха обновляются современным высокотехнологическим оборудованием, требующим новых знаний и образования.  Работающий рядом с Галимзяном Ахуновичем слесарь, только недавно пришел на «Купол», потому что на другом предприятия сократили. Он не называет своего имени, а белокурая сотрудница цеха проходившая неподалеку призналась:  – Ой, я, оказывается, не знаю имени, а фамилию скажу – Лобанов.  Он общается со мной, параллельно проверяя резьбу на швеллерах, которых в его коробке лежит предостаточно.  – На прежнем месте работы я делал каркасы для куполов. Купола Свято- Михайловского собора – наших рук дело.  – А что, если мне тоже быть слесарем? – вдохновленная профессией, спрашиваю я у Лобанова.  – Нет, ты учись. Не девичье это дело. Посмотри на мои руки…  Да, это были темные, пахнущие металлом руки. От них мой взгляд перешел на швеллеры, и я заметила, что на одном из них дефект.  Лобанов задумчиво произнес:  – Это ошибка фрезеровщика, теперь мне надо ее исправить.  Рассудительный мастер первого участка Дмитрий Николаевич Дроздов медленно и с расстановкой рассказывал, что, действительно, слесарь отвечает за конечную продукцию. Деталь успевает побывать у фрезеровщика, токаря, сварщика. И после каждого этапа слесарь выполняет свои технологические операции. Он, как конечный предъявитель детали на ОТК, сле­дит за всем и вхож во все этапы изготовления детали.  После Лобанова я направляюсь еще к одному рабочему, получившему среднее специальное образование. Он закруглял края детали, предварительно отмерив радиусомером радиус в 1,5 см.  – Но мне тоже можно этим заниматься, это несложная работа, – с радостью заключила я.  – Сможете, – отвечает мне слесарь.  Его товарищ обрезал края детали по форме, убирая лишнее. На мой взгляд, это было еще проще, чем закруглять.  В недоумении я пошла к Андрею Владимировичу Сакерину, уже не один десяток лет работающему слесарем. На его столе лежала медь, красиво переливающаяся на свету. Он аккуратно отмерял ее для дальнейшей работы.  – С одной стороны, действительно, некоторые детали очень просты. Но с другой, не так просто справиться с очень маленькими допусками. Нужна точность, ловкость. Эти навыки можно приобрести только за длительное время работы. Иногда мы сами изго­тавливаем оснастку для детали, а иногда бывает работа, где детали приходится изготавливать без штампов, потому что их делают в очень небольшом количестве. Их изготовление дорого, и совсем не нужно заказывать штамп. Сидишь над мелкой деталью и продумываешь весь процесс изготовления, от начала и до конца.  Я представила себя уже просверлившей отверстия и, обнаружив, что они расположены не там, где нужно, подумала о том, что понесу деталь, которую делал Галимзян Ахунович на ОТК, и ее радиус не совпадет с тем, который указан в чертеже, или, как я буду сидеть над чертежом, и мне будет крайне неудобно подходить с вопросами к другим слесарям, потому что они делают свои детали, и время их не ждет.  А они, ничего, работают, не боясь.  Уходя, я в последний раз посмотрела на труд слесаря механосборочных работ. Николай Анатольевич размечает большую деталь, Лобанов Александр Владимирович сверлит, а Галимзян Ахунович изготавливает что-то непонятное с первого взгляда, кажется, из алюминия. Делают свое дело, которое другим, может быть, не осилить. 

Возврат к списку