Творческая атмосфера института, впечатления от работы с главным конструктором ЗРК «Тор» Иосифом Матвеевичем Дризе и особенности работы в структуре «Купола» сегодня – об этом и не только в нашем материале. Им мы продолжаем серию публикаций, посвященную предстоящему 65-летию предприятия, который «Купол» отметит в июне следующего года.

– Елена Григорьевна, почему НИЭМИ? Каким вы застали институт в самом начале 70-х? Чем начали заниматься?
 
– Если честно, целенаправленно в НИЭМИ я не шла, мечтала работать в институте космических исследований, но меня туда не взяли. Когда училась на мехмате МГУ, к нам приходили сотрудники НИЭМИ интересно рассказывали, как идет работа над ЗРС «С300В», да еще соблазняли дифференциальными уравнениями. Выбор оказался судьбоносным – в начале сентября этого года исполнилось 50 лет со времени моего прихода в НИЭМИ.

Попала я в тематический отдел, в группу М. А. Липатова, и сразу окунулась в творческую атмосферу отдела. Тогда отдел насчитывал 120 человек, 30 из них были комсомольцами. Все были увлечены аванпроектом «Тора», жили этим, а мы, вчерашние студенты, учились еще у тех, кто был на 10-12 лет старше, – в отделе тогда работали такие замечательные специалисты, как В. В. Осипов, А. К. Ботвинов, И. П. Грабина, Е. И. Войсковский, А. Н. Киселев, С. И. Чибисов, В. И. Чирков. До «Тора» они уже успели поработать над «Осой» бок о бок с выдающимся конструктором В.П.Ефремовым, внести свою лепту в создание этого уникального комплекса.
 
Каждый из нас вел тогда узкую тему. Я занималась разработкой алгоритмов управления ракеты на этапе вывода, а параллельно – анализом пусков, что в дальнейшем приводило к знаниям всех алгоритмов. Ездила в командировки на Эмбу по четыре месяца в году.

– Четыре месяца… настоящая маленькая жизнь. Что вспоминается при слове «Эмба»?

– Это было романтическое время. Жили очень дружно в окружении удивительной природы, ходили купаться на речку, вечерами пели песни под гитару. И, конечно, занимались очень увлекательным делом. Анализ пусков чем-то сродни работе Шерлока Холмса. В командировке виден результат твоей работы: здорово наблюдать за пуском ракеты в момент, когда у нее еще работает факел и виден дым, вырисовывающий траекторию ракеты, летящий по задуманному тобой алгоритму. Поэтому сегодняшнюю молодежь стараюсь привлекать к анализу пусков, хочу, чтобы и они поняли, какая это живая и интересная работа.

– Время испытаний на Эмбе напрямую связано с именем главного конструктора «Тора» И. М. Дризе. Каким он запомнился вам, чему научились в совместной работе?

– Это был не только крупный ученый, конструктор, держащий в голове весь комплекс до панелей, но и очень энергичный человек. Когда он приезжал к нам в экспедицию, все начинало крутиться вдвое быстрее. Мы отлаживали программу контура управления для первого «Тора». Приехал Иосиф Матвеевич и спросил: «Какие у вас планы, за сколько хотите закончить отладку контура?». Мы отвечаем: «За месяц». – «Нет, за две недели». Отладили за две недели. А как он переживал за дело! Неудачный пуск, все расстраиваются, но думают: пораньше приедем, а там ужин, гитара… Иосиф Матвеевич же сдувался, как воздушный шар, серел на глазах – это было видно.

Как я уже упомянула, Дризе держал в голове весь комплекс. Будучи широко образованным человеком, мог, к примеру, запросто ответить на вопрос по теории автоматического регулирования, и это несмотря на то, что по специальности был радист. Очень быстро воспринимал информацию и четко, жестко принимал решения. Приведу такой пример: когда переходили к двуканальному «Тор-М1», не могли договориться, как делать времянку. Радисты спорили с теоретиками, каждый тянул одеяло на себя, в тот момент Иосифа Матвеевича не было. Он приехал – выслушал одних, выслушал других и сказал: «Все, делаем жесткую времянку – две цели, две ракеты». Вопрос был закрыт.
 
Был прекрасным организатором. В начале 80-х, когда начались первые экспедиции по «Тору», собрал молодежь и сказал: «Начались экспедиции, они тяжелые, длительные, надо сплотить отдел. Давайте устроим вечер». Мы устроили вечер в ресторане на Филях. А в день вечера как раз возвращалась первая экспедиция с Эмбы, участников которой прямо с самолета привезли в ресторан в самый разгар праздника. Мы их так встречали, что ко мне подошел метрдотель и спросил: «Кого вы так встречаете? Космонавтов?». И, действительно, в тот момент так мы их воспринимали.

– Перестройка, 90-е годы, переход группы сотрудников, в том числе и вас, в состав завода. Как вам работается в этих условиях, изменилась ли специфика работы?

– Когда все стало разваливаться и многие специалисты ушли, мне предложили заниматься сопровождением всех алгоритмов. Конечно, времена изменились, если раньше в институте существовал тематический и отраслевые отделы, которые разрабатывали отдельные блоки, то, уйдя на завод, оставшись без института, поначалу мы оказались «голенькими». И завод заменил нам институт во всех смыслах. Главное, он подхватил дальнейшую разработку «Тора». Считаю то, что комплекс существует, – это 100-процентная заслуга завода. Он является не только разработчиком новых блоков, но и тестером всех нашим программ.

Я уже не представляю, как жила без завода, без ОКБ, без Антона Щепина, Наташи Демиденко, знающей алгоритмы и весь комплекс до панелей, Паши Толшмякова, Никиты Баженова, Андрея Потапаева. Мы к ним прислушиваемся: они лучше чувствуют недостатки наших алгоритмов, поскольку работают с реальной машиной. По их советам мы меняем алгоритмы, иной раз делаем их вместе – словом, общаемся в день по многу раз.

Заводская молодежь, с которой общаюсь, замечательная, напоминающая нас. Для них также важна творческая составляющая, желание развиваться, приносить пользу. И они, как и мы, исповедуют инженерную честность – главное качество в конструкторской школе Дризе. Для меня это очень важно!

Возврат к списку